Расширенный поиск
28 Марта  2024 года
Логин: Регистрация
Пароль: Забыли пароль?
  • Босагъагъа джууукъ орун болса, ашыгъыб тёрге озма.
  • Зар адам ашынгы ашар, кесинги сатар.
  • Ач къалгъандан, кеч къалгъан къолай.
  • Къолунгдан къуймакъ ашатсанг да, атаны борчундан къутулмазса.
  • Таукел тауну аудурур.
  • Накъырданы арты керти болур.
  • Адам сёзге тынгыла, акъыл сёзню ангыла.
  • Джылыгъа джылан илешир.
  • Адеб этмеген, адеб кёрмез.
  • Намысы болмагъанны, сыйы болмаз.
  • Аш иеси бла татлыды.
  • Биреуге аманлыкъны тилеме да, кесинге ашхылыкъны тиле.
  • Игилик игилик бла сингдирилиучю затды.
  • «Ма», - дегенни билмесенг, «бер», - дегенни билмезсе.
  • Къыйынлы джети элге оноу этер.
  • Ач уят къоймаз.
  • Адам къыйынлыгъын кёлтюрюр, зауукълугъун кёлтюрмез.
  • Суугъа – чабакъ, къаягъа – ыргъакъ.
  • Къошда джокъгъа – юлюш джокъ.
  • Эринчекге кюн узун.
  • Этни да ашады, бетни да ашады.
  • Къарны аманнга къазан такъдырма, къолу аманнга от джакъдырма.
  • Ариуну – ауруу кёб.
  • Тилчиден кери бол.
  • Къозулугъунда тоймагъан, къойлугъунда тоймаз.
  • Бёрю да ач къалмасын, эчки да ашалмасын.
  • Сабий болмагъан джерде, мёлек болмаз.
  • Аман адамны тепсинге олтуртсанг, къызынгы тилер.
  • Джаным-тиним – окъуу, билим.
  • Телиге от эт десенг, юйюнге от салыр.
  • Тойчу джашха къарама, къойчу джашха къара.
  • Тюкюрюк баш джармаз, налат кёз чыгъармаз!
  • Айранын берсенг, челегин да къызгъанма.
  • Ачыкъ джюрекге джол – ачыкъ.
  • Миллетни бойну – базыкъ, аны бла кюрешген – джазыкъ.
  • Тойну къарнашы – харс, джырны къарнашы – эжиу.
  • Джуртун къоругъан озар.
  • Ашда уялгъан – мухар, ишде уялгъан – хомух.
  • Иги адам абынса да, джангылмаз.
  • Акъыл бла адеб эгизледиле.
  • Келинни – келгинчи, бёркню кийгинчи кёр.
  • Айтхан – тынч, этген – къыйын.
  • Ёлген аслан – сау чычхан.
  • Туз, гырджын аша, тюзлюк бла джаша.
  • Окъумагъан сокъурду, сокъур ташха абыныр!
  • Билимсиз иш бармаз.
  • Кечеси – аяз, кюню – къыш, джарлы къаргъагъа бир аш тюш!
  • Билим насыб берир, билим джолну керир.
  • Бети къызарыучу адамны, джюреги харам болмаз.
  • Джырчы джырчыгъа – къарнаш.

ФАТИМА УРУСБИЕВА: ОКЕАН В РАКОВИНЕ

01.04.2016 0 5041
/
1 апреля 2016 года исполнилось бы 75 лет известному ученому, доктору культурологии Фатиме Анваровне Урусбиевой (1941–2012). Ее перу принадлежат многочисленные статьи по вопросам литературоведения, фольклора и социологии, опубликованные в ведущих научных изданиях страны, а также монографии: «Путь к жанру» (Нальчик, 1972), «Карачаево-балкарский фольклор» (Черкесск, 1979), «Портреты и проблемы» (Нальчик, 1990), «Метафизика колеса: вопросы тюркского культурогенеза» (Сергиев Посад, 2003), «Карачаево-балкарская сказка» (Владикавказ, 2010). В Нальчике в 2001 году увидели свет «Избранные труды» Ф.А. Урусбиевой, а в 2010-м - сборник ее статей «Уровни чтения». 

Уникальный талант исследователя, энциклопедическая образованность, широта научных обобщений, панорамный взгляд, оригинальность мышления, острота ума и блестящий язык позволили Фатиме Урусбиевой стать одним из самых ярких представителей филологической науки и культурологии в стране. Время продолжает доказывать непреходящую ценность ее трудов.

ФАТИМА УРУСБИЕВА: ОКЕАН В РАКОВИНЕ

  По виноградному листу
  ползут улитки
  и тащат на спинах
  кибитки.
  Кочевник скакал,
  а век его полз,
  у каждой бурной сложности
  есть тихий образ,
  он обнажающе прост
  (чтобы понять суть общественного явления,
  найди в природе сравнение).
  «Ты ползешь», - улитке скажем,
  удивится: «Нет, мы скачем».

  Олжас Сулейменов
  
Мы познакомились лично в 2004-м году на нашем кафедральном методологическом семинаре, но я уже много слышала о ней, а заочное знакомство состоялось благодаря участию Фатимы Анваровны в сборнике «Текст: онтология и техника» (Нальчик, 2001), где она опубликовала работу «Плоды вечного сада», о творчестве Бурхана Берберова, в разделе «Парадигма притчи». Затем – уже после личного знакомства – будет ее работа «Замысел розы», о романе «Был счастья день» Джамбулата Кошубаева, в третьем кафедральном сборнике «Текст: гуманитарный дискурс вчера и сегодня» (2006) в разделе «Критика. Приглашение к диалогу». А позднее – и четвертый выпуск нашего «Текста» (2008), и вновь – с замечательной работой Фатимы «Настоящее прошедшее», о повести Бориса Чипчикова «Нерестились рыбы в свете лунном». К несчастью, они теперь с Борисом вместе – в Мире Ином, но за год до ухода Фатимы была радость ее волшебного дня рождения первого апреля, который Борис-Бродяжник украсил множеством найденных и собранных им цветов – примулы, фиалки, морозник, пролески. Незабываемо! Это ведь Борис Чипчиков сказал в своей книге афоризмов «Меж крестом и полумесяцем»: «Брожу в глухом лесу… И вижу горизонты. Деревья не сужают, а расширяют пространство». 

Чудо Встречи с Фатимой. Ее слова, неповторимая интонация, подтексты. Ее телефонные деликатные звонки. Когда же появилась возможность бывать у нее дома – у гостеприимной, ироничной, теплой, остроумной Фатимы – хотелось по-детски сказать: «Еще! Еще! Еще!»… 



…Хотим мы того или нет, но наши мысли всегда личностно окрашены. И когда в работе «Горы. Среда и дух» Фатима Урусбиева пишет: «В горах наиболее полно удовлетворяется ностальгия по «играм в пространство», наглядно воплощенным за каждым поворотом этой поистине вселенской декорации… Что там дальше и выше?» (Уровни чтения. Указ. изд. С. 150.) - мы осознаем, что имеем дело с ее собственной, личной Декларацией Среды и Духа, которая непредставима без Игр с Пространством и Временем, т.е. тем, что является – сегодня, в настоящем времени! – Делом ее жизни. 

В 2003-м у Фатимы Анваровны вышла книга с завораживающим названием – «Метафизика колеса», и мы пригласили ее в университет, еще в главный корпус, на кафедру зарубежной литературы. Уже первые абзацы предисловия к тексту сказали, по сути, главное об авторе: «Предлагаемая читателю книга по составу научных проблем – монографическое исследование, но по стилю и композиции подчинена свободному авторскому началу. Автор надеется, что эта преднамеренная свобода изложения будет оправдана в глазах читателя почти фанатическим единством задачи. А именно: это попытка восполнить недостающую часть диалога культур в дихотомии «Запад-Восток», «варварские-эллинские» культуры, поменяв стороны диалога местами, поставив в центр «варварский» компонент этого диалога».  

Свобода изложения; Восток-Запад; Колесо как полномочный посол тюркского культурогенеза… Программа и вектор исследования? Да, несомненно, но и Декларация независимости ученого, в чем убеждается каждый, обращающийся к этой и другим работам (подлинные Труды и Дни) Фатимы Урусбиевой. В них всё, как у Олжаса Сулейменова: пройдя от кроманьонца к Комитасу… Но у Сулейменова «Глиняная книга», здесь – Книга Колеса. К слову сказать, Фатима, думаю, согласилась бы и с сулейменовской программой Аз и Я, включающей в себя и право на ошибку, и сомнения, и язык, и науку, и индоевропеистику, и юрту с Лувром. Как замечательно сказала Наима Нефляшева, это – «интеллектуальная инъекция против примитивного национализма». Она сама читала «Метафизику колеса», «затаив дыхание, потрясенная не только методологией и уровнем анализа, … (но и) ощущением постоянного присутствия за академической отстраненностью личности Автора. Автора, как человека, полного собственного достоинства, качества, столь культивируемого всеми кавказскими народами и единственно позволяющего преодолевать трудности, не теряя Лица» (Нефляшева Н. Гимн Кавказу // Фатима Урусбиева. Уровни чтения. Нальчик, 2010. С. 240-241).

Да, это Лицо сразу привлекало к себе внимание. В нем чувствовались независимость, порода, достоинство, наследие веков. Емкое формульное кредо Олжаса Сулейменова – осознать космос культуры, в котором, как ядро, плавает слово – казалось, было предопределено ему, этому Лицу, от рождения, как и стремление к профессиональной всеохватности: фольклористика, природа и история литературных жанров, аналитика, критика, рецензии (хотя то, что Фатима так называла, требует иного определения и статуса), культурология – в ее экзистенциально-философском смысле… Это только абрис ее космоса культуры. Собственно, она сама не раз и невольно, в той или иной работе, формулировала суть того, чем занималась: преодолевая «инерцию сложившейся схемы в национальной истории литературы», вызволяя «из биографии судьбу поэта, выходящую в более широкий культурный контекст»; утверждая - «тюркская этическая парадигма … ближе к «чистому сознанию», получившему свое означенное выражение в начале «тюркского транзита», у мудрецов Дао: «Когда великий путь утрачен, появляются добро и зло»; констатируя - «писатели и поэты как бы «выделяют» из себя природные тотемы и символы, сотворенные их мозгом и прихотливой эмоцией, и те начинают «чревовещать» голосом самого автора. Вторичность, кукольность поэтических «тотемов» (в отличие от языческих) ограничивает возможность авторской фантазии, ибо они, послушные воле ветра, вращаются в замкнутом кругу его построений» (Урусбиева Ф. Уровни чтения. С. 8, 199. Избранные труды. Нальчик, 2001. С. 146).

Фатима Урусбиева – Ученый, Культуролог, Критик в его исходном смысле – человек, имеющий дар познания, приобщившийся к искусству понимания, имеющий несомненное право суждения. И ее главный помощник в этом Труде – сама природа Культуры, знание веков и века знания: вечное, неустанное Паломничество за знанием, исполнение завета Имама Газали («Келам») - «Сначала узнай знанье» (Уровни чтения… С. 12.). Прав, совершенно прав Юрий Тхагазитов, говоря, что Фатима Урусбиева – это «целостное восприятие историко-культурного и историко-литературного процесса»; это «этноконсолидирующий пафос»; это абсолютная уверенность в том, что «не бывает литературы местной, областной, периферийной. Литература … не может считаться таковой, если не стремится к общезначимому уровню художественного развития» (Тхагазитов Ю. Предисловие к указ. выше изд.).

Уровни чтения. Так назывались встречи-семинары, проводимые с конца восьмидесятых годов (прошлого века!) на кафедре зарубежной литературы в рамках работы кружка «Литература: вчера и сегодня». Они продолжились и тогда, когда факультет Романо-германской филологии стал Институтом филологии и переехал из главного корпуса в новое здание. Фатима очень хотела попасть на наши встречи, поскольку сама всегда занималась уровнями литературного текста – явными и скрытыми, их взаимодействием и спецификой. К сожалению, здоровье и лестница на пятый этаж не позволили ей это сделать. Но как же чудесно, что в свое время появилась книга «Уровни чтения», название-идея которой вобрало в себя панорамный обзор ее работ, и которая стала ее горной грядой – с небом-землей, горизонталью-вертикалью, верхом-низом, явным-тайным, пульсирующим в ее крови! Этика и эстетика, религия и философия, космос и логос. «Геометрия духа» народа, личности, слова. (Уровни… Р. Кучмезова. С. 229.). Так отрешаются от мира дольнего и так становятся философами, причащаясь Мира Горнего. 

Как здесь не вспомнить работу Фатимы «Подражания Корану» в системе историко-культурных взглядов А.С. Пушкина» и его, пушкинский, диалог-дихотомию счастья-несчастья, воли-неволи: 

– На свете счастья нет…

«Здесь особенно явственны, – пишет Урусбиева – границы «счастливого» и «несчастного» сознания Пушкина. Он ищет свою религию, дающую полноту существования, Которая для него возможна в сочетании Покоя и Воли… Утверждая невозможность счастья как такового, он ищет слагаемые, которые в европейской этике оппозиционны. Бегство Гёте, Гердера, а в Новом времени – Ницше, Юнга, Штейнера – всех, сколько-нибудь значительных культурологов – к Востоку, а в поэтической практике Хлебникова, Гумилева, Белого, философов и ученых Соловьева, Трубецкого и Леонтьева – все это стремление европейской и евразийской мысли к идейно-эстетическому опыту народов Востока, утерянного в европоцентристском сознании, к восстановлению целостности человеческой культуры» (Уровни… С. 30.).

Колесо – в очередной раз – завершает свой оборот, чтобы снова возобновить его и двигаться, двигаться, пока цель нахождения-обретения Смысла не будет достигнута. Слова подобны зернам, как сказал Ибрагим Бабаев в своей «Книге отца». Притча о горчичном зерне? И новый оборот Колеса… Что там дальше и выше?..

Фатима Урусбиева. Доктор культурологии, член Союза писателей РФ. Как много сделано, как мало востребовано, как прискорбно мало. Утешает лишь то, что в подобных случаях всегда остаются книги – как полномочные представители живого, думающего, чувствующего человека. Человека Слова. 

Наталья Смирнова, д.ф.н., профессор

 

ТАЛАНТ И КРАСОТА

Самое удивительное открытие и счастье, которое чрезвычайно редко происходит в жизни, – открытие другого человека и счастье общения с ним. Фатима Анваровна Урусбиева была таким открытием и счастьем для многих ее современников, в том числе и для меня. Чем больше проходит времени с того дня, как ее больше нет с нами, тем яснее масштаб ее личности, ее дарования, тем дороже непреходящая ценность ее творческого наследия.

Одна из статей Ф. Урусбиевой «Религия жизни» в поэзии К. Кулиева» завершается следующим абзацем: «Снова о параллелях метафизических… Столь острая «ностальгия по настоящему», всегда сопутствующая переживанию этого настоящего, постоянный праздник природы и жизни «острой иглой скорби пронзает душу человека… Человек творчески создает свое «я» путем предельной интенсификации своего сознания, через проникновение в «последний смысл бытия», - говорил испанский философ Мигель де Унамуно. Может, в этом разгадка тайны творчества Кайсына Кулиева? Вернее, одна из них. Но тот духовный пример и опыт, который он оставил, - универсален и уникален».

Данный абзац может быть полностью отнесен и к самой Фатиме Анваровне. Действительно, она была из редкого числа тех, кто «творчески создавал свое «я» путем предельной интенсификации своего сознания, через проникновение в «последний смысл бытия», ей была присуща острая «ностальгия по настоящему», она олицетворяла собой постоянный праздник природы и жизни, и добавим – красоты. А духовный пример и опыт, который она оставила, – универсален и уникален.

Фольклорист, критик, литературовед, публицист, культуролог – все это о Фатиме Анваровне. Возможно, в уникальности ее дарования аккумулировались таланты ее замечательных предков, предшественников-просветителей Исмаила, Науруза и Сафарали Урусбиевых. И через Фатиму Анваровну то, что когда-то, в силу разных причин, не было реализовано, вернулось в мир сторицей. По сути, каждая книга Ф. Урусбиевой – «Путь к жанру», «Карачаево-балкарский фольклор», «Портреты и проблемы», «Метафизика колеса», «Карачаево-балкарская сказка» - монолит, краеугольный камень. Необыкновенная плотность мысли, целые россыпи новых идей и прозрений.

Исследования, полемические и критические статьи Ф. Урусбиевой отличали честность и отвага первопроходца. Открытие новых смыслов, направлений, перспектив присутствовало в каждой работе. За этим стояли неустанный труд души, ее сверхтонкая восприимчивость и отзывчивость на все истинно значимое и ценное, что происходило в области духа. И неважно, писала ли Фатима Анваровна о древних тюрках или о современной литературе, - все явления в сфере культуры, независимо от места и времени, под пером Ф. Урусбиевой всегда обретали актуальность.

Можно быть эрудитом, обладать энциклопедическими знаниями, но оставаться при этом скучным схоластом и догматиком. Как рождается чудо открытия – никто не знает, думаю и сама Фатима Анваровна не сказала бы, как ей удавалось открывать новые горизонты. Ее метод анализа пленяет своей поэтичностью и в тоже время научной точностью, опровергая мнение, что в сфере гуманитарной позволительна и легко доказуема любая словесная эквилибристика. Приведу лишь один пример из статьи «Три паломничества Саида Шахмурзаева»: «Труды и дни» Гесиода, античного поэта и мудреца, и «Календарь горца» Саида Шахмурзаева своим полным жанровым совпадением обозначают в наиболее общем виде непрерывную линию, сущностную и статичную с 8 века до н. э. до времени С. Шахмурзаева».


Слева направо: А. Додуева, Ф. Урусбиева, Дж. Кошубаев

Вот так, до гениальности просто, в одном предложении изложена тема целой диссертации! Одной фразой Ф. Урусбиева встраивает «Календарь горца» в контекст мировой культуры. И удивляешься в очередной раз - как же ты сам это не увидел, ведь - на поверхности! На поверхности - благодаря чудесному дару Фатимы Анваровны изящно, без видимых усилий извлекать нужное из глубин мировой культуры.

Развивая эту метафору, я представляю, что в виде своей книги «Метафизика колеса» Фатима Урусбиева извлекла из глубин целый континент, который предстоит теперь изучать и осваивать.

На фоне монотонных (и однотонных) трудов иных ученых работы Фатимы Анваровны – живой, увлекательный и плодотворный диалог культур, диалог автора с прошлым и будущим.

Ф. Урусбиева писала: «Мало ощутить в себе талант, заложенный природой, нужно возвратить его людям. Надо жить этим талантом, отдавая его с истинно природной щедростью.

Земля нам дарит щедро чудеса
И ждет взамен труда и удивленья» 

(К. Кулиев).

Когда-то Кайсын Кулиев удивился и восхитился первой книгой Фатимы Урусбиевой, выразив восхищение ее талантом в дарственной надписи на своем сборнике: «Живому чуду родной земли».

Фатима Урусбиева была и остается воплощением самосознания культуры, исполненным красоты и достоинства. Она отдала нам свой талант, как и говорила, - с истинно природной щедростью.

Джамбулат Кошубаев, поэт



ФАТИМЕ УРУСБИЕВОЙ    

Ты в мир пришла, чтоб восхищать пером,
и смысл придать своим правдивым словом
простым беседам, и ученым спорам,
и времени, в котором мы живем.

Дочь древнего прославленного рода –
по крови и по духу мне – сестра,
твой славен ум и блещет красота,
а имя с гордостью звучит в устах народа.

Опорой слабым и врагам на страх
звучало золотое слово нартов – 
владеешь этим словом ты по праву –
огонь его горит у нас в сердцах.

Танзиля Зумакулова.
Перевод с балкарского Джамбулата Кошубаева


ПАМЯТИ ФАТИМЫ УРУСБИЕВОЙ

Еще храню Ваш номер телефона,
хоть никогда и не услышу Вас.
Над головою – сине и бездонно,
восходят звезды в предвечерний час,
и блеск одной из них – такой знакомый.

Не выбирая времени и места,
Вы принесли с собою в этот мир
изящный ум и лаконичность жеста,
достоинство, как высшее наследство
от предков выдающихся своих.

«Родной земли живое чудо» - Вами
пленился Воин, Пахарь и Поэт.
И сердца Вашего отважный пламень
теперь струит свой лучезарный свет
звездой немеркнущей над нами.

Джамбулат Кошубаев


 

« …ЕСТЬ ТОЛЬКО ЯВЬ И СВЕТ»

Фатима Урусбиева родилась 1-го апреля. И в характере ее было так много от апреля, изменчивого, светоносного, многозвучного, растерянного. 

Было от дня розыгрыша, превращений, празднования шутки, воли, иронии…

Очень близко стоял и рыбаков на льдине уносивший, смятенный, безоглядный март… Прибегаю к этим отвлеченностям, потому что не готова говорить о ней просто и честно.

Не готова не только я, что более непреодолимо…

Так сложилось, что часто встречалась, общалась с ней, знала ее частную, повседневную жизнь. Она не пересекалась с ее жизнью внутренней. Они, эти две ее жизни были не параллельны, которые иногда и пересекаются.

Ее линии были другие.

Одна - вертикальна, вторая горизонтальна.

В горизонтальной – одиночество, болезнь, недоумение, сожаления.

В вертикальной – пиршество духа, все захватывающая, отбрасывающая недомогание, бытовые паутины, разные ожидания и придающая им смыслы  – любовь к слову.

Дар постигать и понимать то, что стоит над словом, раскрывать смыслы разные, отстаивать его достоинство…

«Слово – это почти все в человеческой жизни. Оно ….говорящее бытие, пусть потенциально говорящее» - эта мысль М. Бахтина была верой, знанием, страстью и Фатимы. И неизменность, всеохватность, сила этой страсти во многом объясняют ее судьбу, особенности стилистики, интонации, семантики всех ее работ. Буду говорить о них.

Перечитываю книгу «Портреты и проблемы». И как будто впервые читаю. Она вышла в 1990 году в издательстве «Эльбрус». И по вложенным в нее открытиям, интеллектуальной и эмоциональной энергии, уровню обобщений и уровню подробностей аналогий ей найти сложно и в отечественной филологии.

В ней объемность и значимость анализируемых проблем, уникальные «звуки культурного языка», тонкость и глубина воссоздаваемых портретов, творческих судеб и судеб слова, времени, голосов.

В пронзительной, полемической статье «Монодиалог провинциального критика» - комплекс филологических проблем. В ней также драма великого филолога, окольцованного провинциальностью среды и пытающегося отклонить ее власть. 



Ее потребность понять глубины, умение восхититься прекрасным, уловить подлинное и особенное, знание: «слово – человеческий жест, а стиль – жизненная установка», отраженные в портретах и проблемах, подчиняют, приглашают к размышлению.

Замечено, что уязвимость науки о литературе заключена в том, что тот, кто ею занимается, оказывается в разладе либо с наукой, либо с литературой. И это несовпадение, думается, крайне сложно отклонить, поскольку природа этих сфер как бы различна. У Урусбиевой они взаимно объясняют друг друга, сотрудничают.

Анализ творчества Ибрагима Бабаева, Танзили Зумакуловой, исследование образных и содержательных структур современной балкарской поэзии имеют общеэстетический и общетеоретический смысл. А их научная состоятельность только усилена блестящим литературным стилем. 

Отдельной работы заслуживают исследовательские работы Урусбиевой в нашей фольклористике. Ее книга «Карачаево-балкарский фольклор», статьи «Фольклор и этнология», «Песнь о набегах как знаковый для эволюции художественного сознания…» и т.д. являются научными открытиями, теоретическим стержнем и вершиной национальной фольклористики. 

Первая научная классификация жанровых форм в национальной литературе с привлечением системно-типологических и историко-филологических методов даны в книге «Путь к жанру». Она издана в издательстве «Эльбрус» в 1972 году. И определение – первое и впервые приложимо ко многим её работам. В качестве и первенства, и первопрохождения.

В каждой – пространство и свежесть большой науки, культуры. 

Более подробно хочу остановиться на особо мне дорогой книге Урусбиевой «Метафизика колеса». Само название несет подчиняющий магнетизм неявного, объемного смысла, энергетику впервые произносимой метафоры, определяя и объясняя жанр и семантику работы. И в ней так же редкое и результативное соединение науки и поэзии, теоретических конструктов и личностной интонации, отражающих контуры предложенного автором методологического индивидуализма. За его выбором – и судьба, и характер исследовательского таланта и сама тема, выраженные в прежних работах. 

Думается, для ученого, который хочет приблизиться к наиболее «точным измерениям определителей ментальности карачаево-балкарского народа в соотношении с другими», к «целостностным категориям художественного сознания народа и шире – установлению этноспецифических черт тюркской культуры» сам научный метод Урусбиевой наиболее сложный и оправданный. 

Кстати, новизна и обаяние стиля Н. Данилевского, О. Шпенглера, А. Тойнби, И. Хейзинга, разработавших интересные версии о культурно-исторических типах в истории человечества, таится в их свободе от схем и стандартов, в сцепке личностных непосредственных размышлений и строго научной логики исследований. Но, к сожалению, эти авторы, выстраивая эти концепции культур, очень последовательно отклоняли понятие «тюрки», а точнее, заменяли его весьма условными и зачастую двусмысленными определениями, что вызывает недоумение. После прочтения «Метафизики колеса» к упомянутым замечательным ученым, старательно избегающим тюркского феномена в истории культурных эпох, возникает ряд вопросов. И Фатима Урусбиева, пожалуй, впервые в культурологии ставит себе задачу восполнить пропуски и проблемы в трудах своих предшественников, пытается очертить образ, структуру тюркской культуры, его своеобычие, печати присутствия в мировой культуре, вылепить эту многослойную, затушеванную, искусственно минимизированную модель звена в континууме данной истории. Столь огромную, сложную задачу, думается, немного облегчало следующее. К ней автор подошел, имея за плечами годы и годы напряженной работы души, размышлений, анализа, наблюдений. Первоначальный импульс – уловить истину, восстановить истину, нарушить монологичность западной культуры, приоткрывая сущность тюркской и саму природную их диалогичность, нарушаемую идеологическими предрассудками, был благороден и выстрадан. Он определял орбиту возможностей, расширял интуицию, творческую волю, усиленные обширной эрудицией, качеством нравственного, исторического сознания и профессиональным опытом. Больше – все, чем Урусбиева занималась как литературовед, фольклорист, социолог, все темы, выбранные лично и навязанные временем, косвенно или прямо вели к «Метафизике колеса» и параллельно к метафизике творчества, личности, судьбы. Эти факторы и определенная автором сложная, необходимая и прекрасная задача отклоняли произвольный, конъюнктурный текст, условную, отстраненную академичность, застывшую схему.

По утверждению Поллони, без личностных знаний и в математике невозможно приблизиться к открытиям. Сочетание неявных знаний, эвристических эмоций, интеллектуальной самоотдачи, которые свойственны всем работам Урусбиевой, а в «Метафизике колеса» отражены особенно рельефно. Пересечение разноуровневых имен – понятий, переброс эпох и стягивание их, соседство обобщений и подробностей, – универсального и особенного – не прием. Логика исследования, тема и личность ученого ведут к своеобразию и органичности стиля. И при внешней отрывочности, жанровом разнообразии, фрагментарности, «Метафизика колеса» представляет собой концептуально цельное исследование, в котором уникальность тюркского духовного опыта, его конфигурация обосновывается только фактами культуры, истории, анализом памятников искусства, свидетельствами имен, по которым определяются сегодня культурные эпохи. 

Л. Гумилев в книге «Древние тюрки» пишет: «Еще более чем материальная культура, поражают исследователя сложные формы общественного бытия тюрок, наличие у них четко отработанного мировоззрения, противопоставляемого идеологическим системам соседних стран» (Гумилев Л.Н. «Древние тюрки. М., 1992. С. 59.).

За этой констатацией одно из уточнений уровня духовной культуры этноса, который Урусбиева археологично, проницательно и фактуально исследует.

Следуя принятой практике, автор тюркскую культуру определяет как варварскую, опираясь, естественно, на первоначальное ее содержание. Так, древние греки называли варварами всех, кто говорил на непонятном языке, что, наверное, следует подчеркнуть. Ибо в новейшей филологии к этому определению многие ученые прибегали, акцентируя его переиначенный, обывательский смысл. Это при том, что, например, древнетюркское руническое письмо было известно в истории не как варварское, а конкретно как тюркское. И оно было единственным, которое содержало уже в VII веке 40 графем, и сам опыт истолкования рунического письма в истории человечества связан только с древнетюркским (Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. С.143.).

Данный факт общепризнан и, безусловно, известен историкам культуры, типологизирующим ее, как и многие другие духовные явления, исследованные и в «Метафизике колеса». Но они последовательно, настороженно предпочитают заменять определение «тюрки» иными, весьма мифическими и допускающими разночтения.

Подчеркну – на фоне заявленных в книге серьезных научных проблем оппонирование алогичной, но реально существующей тюркофобии вторично, но выражено ответственно и убедительно.

Один из противоречивых идеологов евразийства А. Дугин, уточняя, что оно как историко-культурная концепция рассматривает славянскую культуру на фоне тюркской, объясняет это тем, что «идеологи евразийства были не столько панславистами, сколько тюркофилами. И потому что многие из них были представителями тюркских родов, и потому, что значительная часть русской знати, высшей российской элиты были тюрками». Но думается, что он приводит редко признаваемый, но самый поверхностный факт. Известно, например, что пять столетий истории более 20 национальных государств были составной частью истории Османской империи. И эта империя, признанная «единственно подлинно военной державой средневековья», оставила несмываемую временем и временами печать своего владычества. Печать, как возрождающую, так и разрушающую, но с неизбежным подчиняющим влиянием тюркского «образа мира» на многие аспекты культуры подчиненных этносов. Урусбиева очерчивает, проясняет контуры именно этого образа, прибегая для его установления в географическом и духовном простирании к точному понятию «транзит». И глава с вопросом «Анатолия. Конец или начало транзита?», являясь шедевром пронзительного этнического портрета, как и вся книга, объясняет, дополняет концепцию евразийства на уровне философии памяти, философии здравого смысла.

Тонкий анализ «Благодатного знания» Ю. Баласагунского, призванного одним из ярких и крупных произведений мировой литературы средневековья и в тоже время веками отклоняемого в тень даже в бытии самой тюркской культуры, – косвенный ответ на безграмотные версии о вторичности тюркоязычной литературы.

Созданный в XI веке, он считается первым сохранившимся произведением искусства тюрков, и сам автор яркой, живой метафорой извещает о своей роли первооткрывателя: «Паслось слово тюрков оленем нагорным, а я приручил его». Но думается, прав А. Кононов, подчеркивающий: «Едва ли допустимо предположение, что такое совершенное по форме, глубокое по своему философскому содержанию и обширное по объему сочинение явилось плодом первого опыта». Просто произведения, не связанные с исламской идеологией, после принятия ислама беспощадно уничтожались.

Апеллируя к этому произведению, Урусбиева приоткрывает его научную перспективу и делает акцент также на самоузнавание, как и при анализе пословиц, песен о набегах и т.д.
 
Основным фактическим материалом в исследовании культурогенеза тюрков служит духовная история карачаево-балкарского народа, представляющая собой, по убедительному обоснованию автора, особую область внутри тюркской культуры. И поиск, установление памятников духовной истории своего народа, где проступают особенные меты «мира – впервые», – ценное и редкое направление в исследовании Ф. Урусбиевой.

Факты материальной культуры, исторического быта, ритуалы, информирующие о структуре этики, культура экологии, архитектура жилья, танцы, обряды, неся печать неповторяемого, развернуто обосновывают концепции ряда ученых, рассматривающих этнос как феномен биосферы.

Урусбиева доказательно и весомо раскрывает особенности балкарского духовного ландшафта на фоне ландшафта географического.

Впервые ею аргументировано до бесспорности аксиомы положение о панлингвистичности карачаево-балкарского языка, и строится оно на ярком, богатом и конкретном материале. Это и фольклор, и исторические песни, и современная поэзия. 

Отталкиваясь от смысла пословиц и поговорок, автор выстраивает целостную и феноменальную систему этического и эстетического кодекса нации, которая крайне интересна тем, что в ней над универсальным преобладает своеобычное. И при этом интонация, атмосфера книги абсолютно не допускают и мысли о национальном высокомерии, противопоставлении себя другим. Только сравнения, параллели с другими духовными опытами.

Любая попытка ученого, захваченного иллюзией выстроить этику собственного народа с акцентом на ее превосходстве, неизбежно обрекает его труд на печальное поражение. Как правило, такие работы, построенные на расплывчатых индексных суждениях, торопливом натягивании на фоновое знание широких обобщений и узких иллюзий, к науке отношения не имеют, даже если автор в других своих работах выступал как серьезный ученый.

Оглушенность национальным снобизмом, размывая опыт и вкус, формирует труды, где многотрудная задача по установлению особенностей народа подменяется плоской идеей о его исключительности.

Думается, что сама задача обозначения концептуальных, конкретных определений неповторяемых особенностей этноса крайне редко поддается разгадке не только потому, что она крайне сложна. Требуется, наверное, соответствие личностной значимости, масштабу самой задачи и неуклонное следование научной этике, теме. У Фатимы Урусбиевой все это присутствует.

Думается, что «Метафизика колеса» Ф. Урусбиевой была отклонена в свое время государственным издательством, рядом ее коллег по очень примитивной причине – она выбивалась из освоенной и самоутешающей планки изысканий, обращенных к проблемам этнологии, культурологии в нашей республике. Появление работы, где автор демонстрирует чувство формы, свободное владение всем понятийным аппаратом современной филологической науки и обращается к духовной истории своего народа прежде всего для самоузнавания и приглашения к взаимоузнаванию, было событием, естественно, допускающим полемику, полярные оценки. Но и после публикации в коммерческом издательстве в открытую дискуссию никто не вступил, однако форма жестко и узко прочерченного провинциализма в нашей науке проявилась в молчании тех, кто ее представляет. Это как констатация.

«Метафизика колеса» – портал в свой и иной мир, который окликает, обязывает, обучает.

В ней – версии, предугадывание, знание, постижение загадки, драмы, величия тюркского мира, отраженного в культуре балкарцев и карачаевцев. Эта книга представляет собой один из самобытных, научных опытов, обогативших современную культурологическую мысль, а в тюркологии является безусловным открытием. И думается, что властное, долговременное влияние стиля, конструкции исследования, качество самостоятельных формул, возможных подступов к теме в «Метафизике колеса» будут испытывать все ученые, ставящие перед собой задачу приближения к этническому лику народа, все, кто увлечен философией мифа, времени истории, слова. И хочется верить, что оно будет благодарным и осознанным.

Уверена – работы Фатимы Урусбиевой будут переиздаваться. У нее всегда будет читатель. При жизни она не дождалась ни одной официальной награды. Ждала, заслуживала высшие из них.

Кто-то заметил – «справедливость – это поезд, который всегда опаздывает». Неизменно опаздывает, но в самую неожиданную минуту показывается из-за поворота. Надежда на это, надежда, что мы будем учиться покаянию, пониманию, благодарности, читая, перечитывая книги Фатимы Урусбиевой.

Рая Кучмезова, литературовед

    Материалы для печати подготовила Асият Додуева,
    заслуженный работник культуры КБР


(Голосов: 2, Рейтинг: 3)

  • Нравится

Комментариев нет